БИБЛИОТЕКА ММ

В кинобиографиях есть поджанр: истории о творческих людях. Таких лент существует необозримое количество, но выдающихся (тем более, великих) среди них немного. А ещё меньше – ну просто ничтожно мало! – таких, где жизненный путь творца показан не как трагедия и где зрителю дают надежду.

Ведь что есть формула стандартного кинорассказа о творческом человеке? Родился, рано стал выделяться на фоне семьи, переживал разлад с социальной средой, без особого успеха искал единомышленников, мучал себя, родных и любимых, пил, кололся, буйствовал, впадал в депрессии, нарушал табу, творил шедевры, умер непризнанным гением. В общем, «душераздирающее зрелище», как говорил ослик Иа-Иа. Посмотрите, например, «Пташка» (1988) Клинта Иствуда (о Чарли Паркере), «Призраки Гойи» (2007) Милоша Формана или «Мистер Тёрнер» (2014) Майка Ли.

Это замечательные ленты, но сегодня о них говорить не хочется, потому что они более или менее беспросветны.

Нет, множество судеб художников действительно трагичны. Но не покидает ощущение, что порой создатели подобных картин спекулируют на наших чувствах, смещая акценты. Боли и страданий хватает, наверное, в любой человеческой жизни, а оставляют свой след в искусстве далеко не все. И показывать муки – приём, конечно, эффектный и безотказный, но он уводит от главного – от изображения творчества и его итогов. А счастье творца передать в кино труднее всего.

И всё же изредка кое-кому это удаётся.

Фильм, с которого хочется начать наш краткий обзор счастливых кинобиографий людей искусства, это «Андрей Рублёв» (1966) Андрея Тарковского (1932-1986).

Что?! – скажете вы. «Рублёв» оптимистичный, позитивный и про счастье? Там же опять одни страсти да страдания! Но это только на первый взгляд. На самом деле фильм именно жизнеутверждающий.

У Тарковского и его друга-соавтора Андрея Кончаловского при создании сценария были развязаны руки: ведь о человеке Рублёве неизвестно практически ничего достоверного, остались только его иконы. А как на экране изобразить работу гения? Сценаристы приняли элегантное и парадоксальное решение: внешней стороны труда художника (буквально – движения кисти по расписываемой доске) мы не увидим. Нам покажут только работу внутреннюю, жизнь души. А чуткий зритель сам додумает и довообразит всё остальное.

Да, в фильме много тяжёлых эпизодов, но есть два смысловых центра, которые уравновешивают – и даже перевешивают – весь негатив. Первый – сцена в разорённой церкви, где Андрею после братоубийственного погрома привиделся его покойный друг и учитель Феофан Грек. Их вымышленный от первого и до последнего слова диалог блистателен и его в качестве терапевтического средства можно рекомендовать пересматривать всем творческим людям, кто время от времени впадает в самоедство и отчаянье: «– Я писать больше никогда не буду. – Почему? – Ненужно это никому, вот и всё. – Подумаешь, иконостас сожгли! Да меня знаешь, сколько пожгли?»… А второй – разумеется, финальная новелла «Колокол», где долгие годы обиженный на жестокость мира Рублёв отказывается от обета молчания и возвращается к труду художника, увидев, что появился юный мастер, готовый дарить людям радость несмотря ни на что…